Разговор с врагом
Мы нашли эту статью, когда изучали теорию человеческого контакта и фреймворки трансформации конфликтов. Её написали в 2001 году шестеро активисток общественных движений pro-life и pro-choice — непримиримых оппоненток в споре о допустимости абортов. Они рассказывают, как на протяжении почти шести лет разговаривали друг с другом при поддержке двух фасилитаторов, чтобы сквозь стереотипы, ярлыки и предубеждения суметь разглядеть друг в друге людей.
За эти шесть лет каждая из них только крепче уверилась в своём изначальном мнении об абортах. При этом все они пережили — цитирую: "радикальный, перевернувший нас опыт, который можно описать такими далекими от политики словами, как "мистерия любви". В мире, наполненном конфликтами, мы увидели новый возможный путь, который позволяет искренне и изо всех сил не соглашаться друг с другом, яснее понимать, что нами движет, и при этом участвовать в создании более цивилизованного и сострадательного человеческого сообщества".
Насколько сильная история, что захотелось её перевести.
За эти шесть лет каждая из них только крепче уверилась в своём изначальном мнении об абортах. При этом все они пережили — цитирую: "радикальный, перевернувший нас опыт, который можно описать такими далекими от политики словами, как "мистерия любви". В мире, наполненном конфликтами, мы увидели новый возможный путь, который позволяет искренне и изо всех сил не соглашаться друг с другом, яснее понимать, что нами движет, и при этом участвовать в создании более цивилизованного и сострадательного человеческого сообщества".
Насколько сильная история, что захотелось её перевести.
Энн Фаулер, Ники Никольс Гэмбл, Фрэнсис X. Хоган, Мелисса Когут, Мэдлин Маккомиш, Барбара Торп
Опубликовано в газете The Boston Globe 28 января 2001 г.
Оригинал.
Опубликовано в газете The Boston Globe 28 января 2001 г.
Оригинал.
30 декабря 1994 года человек по имени Джон Сальви вошел в Бруклинскую клинику планирования семьи с винтовкой в руках и открыл огонь. Он тяжело ранил трёх человек и убил администратора Шеннон Лоуни, которая в тот момент разговаривала по телефону. Затем он проехал две мили до соседнего Центра медицинских услуг для беременных, где застрелил администратора Ли Энн Никольс и ранил ещё двоих людей.
Двадцатиминутная вспышка ярости в исполнении Сальви потрясла всю страну. Сторонники pro-choice были убиты горем, разгневаны и напуганы. Сторонники pro-life пришли в ужас и стали бояться, что теперь их движение станут напрямую связывать с этим страшным событием. Официальные лица призвали к переговорам между лидерами обеих сторон.
Мы — шесть лидеров, три сторонницы pro-choice и три сторонницы pro-life — откликнулись на этот призыв. В течение пяти с половиной лет мы регулярно встречались друг с другом в приватной обстановке и проговорили в общей сложности 150 часов. Это был поразительный опыт. Теперь, когда со дня стрельбы в Бруклине прошло шесть лет, мы впервые публично рассказываем об этих встречах.
Двадцатиминутная вспышка ярости в исполнении Сальви потрясла всю страну. Сторонники pro-choice были убиты горем, разгневаны и напуганы. Сторонники pro-life пришли в ужас и стали бояться, что теперь их движение станут напрямую связывать с этим страшным событием. Официальные лица призвали к переговорам между лидерами обеих сторон.
Мы — шесть лидеров, три сторонницы pro-choice и три сторонницы pro-life — откликнулись на этот призыв. В течение пяти с половиной лет мы регулярно встречались друг с другом в приватной обстановке и проговорили в общей сложности 150 часов. Это был поразительный опыт. Теперь, когда со дня стрельбы в Бруклине прошло шесть лет, мы впервые публично рассказываем об этих встречах.
Как мы, шестеро активисток из двух враждующих лагерей, оказались за одним столом?
Когда прогремела стрельба, национальная группа Public Conversations Project, которая фасилитирует разговоры по спорным общественным вопросам, спросила лидеров сообществ, стоит ли, по их мнению, обсудить вопрос абортов на высшем уровне.
Вдохновленные полученными ответами, организаторы проекта пригласили нас шестерых принять участие в совместных встречах. Изначально их планировалось четыре.
Когда прогремела стрельба, национальная группа Public Conversations Project, которая фасилитирует разговоры по спорным общественным вопросам, спросила лидеров сообществ, стоит ли, по их мнению, обсудить вопрос абортов на высшем уровне.
Вдохновленные полученными ответами, организаторы проекта пригласили нас шестерых принять участие в совместных встречах. Изначально их планировалось четыре.
Эти встречи, как нам объяснили, будут строго конфиденциальными, и мы будем участвовать в них как частные лица, а не как официальные представительницы своих организаций.
Мы будем встречаться не для того, чтобы согласовать свои позиции или найти компромисс. Напротив, целью этих встреч станет честное общение с нашими оппонентками, скрытое от разобщающего света медиа; построение взаимного уважения и взаимопонимания, смягчение риторики при обсуждении спорного вопроса об абортах и, конечно, снижение риска перестрелок в будущем.
Всё ещё глубоко потрясенные Бруклинскими событиями, мы согласились.
Мы все с тревогой ждали первой встречи.
Мы будем встречаться не для того, чтобы согласовать свои позиции или найти компромисс. Напротив, целью этих встреч станет честное общение с нашими оппонентками, скрытое от разобщающего света медиа; построение взаимного уважения и взаимопонимания, смягчение риторики при обсуждении спорного вопроса об абортах и, конечно, снижение риска перестрелок в будущем.
Всё ещё глубоко потрясенные Бруклинскими событиями, мы согласились.
Мы все с тревогой ждали первой встречи.
КТО ВСТРЕЧАЛСЯ И РАЗГОВАРИВАЛ
PROLIFE
Фрэнсис X. Хоган
Партнер юридической фирмы Lyne, Woodworth & Evarts, президент организации Women Affirming Life и консультант Комитета по защите жизни Национальной конференции католических епископов.
Мэдлин Маккомиш
Химик, в прошлом президент организации "Граждане Массачусетса за жизнь". Входит в исполнительный совет и является председателем пригородного отделения этой организации.
Барбара Торп
С 1985 года являлась директором отдела по защите жизни Бостонской архиепархии и входила в состав исполнительных советов Национального управления по исцелению после аборта, Национального комитета по внесению поправки о человеческой жизни и организации Women Affirming Life.
PROCHOICE
Энн Фаулер
Настоятельница епископальной церкви Святого Иоанна в Ямайка-Плейн, в прошлом член совета директоров Лиги планирования семьи штата Массачусетс и совета Религиозной коалиции за репродуктивный выбор.
Ники Никольс Гэмбл
Занимала пост президента и генерального директора Лиги планирования семьи штата Массачусетс с 1974 по 1999 год. Является директором Центра репродуктивного права и политики и Международной организации по охране репродуктивного здоровья женщин IPAS, а также волонтером Федерации планируемого родительства Америки.
Мелисса Когут
Исполнительный директор Mass NARAL, филиала Национальной лиги движения за аборты и репродуктивные права.
ВО ЧТО ОНИ ВЕРИЛИ
PROLIFE ("за жизнь" — англ.)
Активистки движения prolife описывают свои взгляды следующим образом:
Будучи католичками, мы верим в одну универсальную истину: что каждая человеческая жизнь берёт своё начало от Бога. Божественное происхождение человеческой личности призывает нас защищать и уважать жизнь каждого человека от момента зачатия и до наступления естественной смерти.
Истина об изначальном достоинстве человека может быть постигнута с помощью разума, научных принципов репродукции и генетики. И вера, и разум подтверждают, что каждая человеческая жизнь по своей сути священна.
Аборты убивают самых уязвимых членов человеческого сообщества — нерожденных детей. Право на рождение — наиболее базовое из прав человека. Если мы не будем защищать это право, все остальные права окажутся под угрозой.
Мы очень хорошо понимаем, в каких отчаянных и невыносимых обстоятельствах порой оказываются беременные женщины. Мы стремимся создать такую среду, в которой ни одна беременная женщина не будет чувствовать себя обязанной выбирать между собственным благополучием и жизнью своего ребенка. Если беременная женщина считает, что аборт — это её единственный выбор, значит, мы как человеческое сообщество терпим полный крах.
Будучи католичками, мы верим в одну универсальную истину: что каждая человеческая жизнь берёт своё начало от Бога. Божественное происхождение человеческой личности призывает нас защищать и уважать жизнь каждого человека от момента зачатия и до наступления естественной смерти.
Истина об изначальном достоинстве человека может быть постигнута с помощью разума, научных принципов репродукции и генетики. И вера, и разум подтверждают, что каждая человеческая жизнь по своей сути священна.
Аборты убивают самых уязвимых членов человеческого сообщества — нерожденных детей. Право на рождение — наиболее базовое из прав человека. Если мы не будем защищать это право, все остальные права окажутся под угрозой.
Мы очень хорошо понимаем, в каких отчаянных и невыносимых обстоятельствах порой оказываются беременные женщины. Мы стремимся создать такую среду, в которой ни одна беременная женщина не будет чувствовать себя обязанной выбирать между собственным благополучием и жизнью своего ребенка. Если беременная женщина считает, что аборт — это её единственный выбор, значит, мы как человеческое сообщество терпим полный крах.
PROCHOICE ("за выбор" — англ.)
Участницы движения prochoice описывают свои взгляды следующим образом:
Мы не признаем единой, универсальной истины, которая определяла бы наши моральные решения. Если мы хотим сделать мудрый, этичный и сострадательный выбор, мы обязаны учитывать широкий спектр ценностей. Мы уважаем способность женщины принимать собственные моральные решения, касающиеся ее здоровья и благополучия, в том числе в репродуктивных вопросах.
В решении, которое принимает женщина, отражается то, как она оценивает различные обстоятельства своей жизни: важные для неё отношения, экономические, социальные и эмоциональные ресурсы и обязательства, состояние здоровья, религиозные или философские убеждения, а также благополучие других людей, за которых она несёт ответственность.
Мы живём в огромном и сложном мире, где призывы к нашему состраданию и нашей рассудительности конкурируют друг с другом и часто входят в противоречие. Женщина признает и уважает высокую ценность человеческой жизни, отдавая должное сложному переплетению существующих взаимоотношений и обязательств. И мы верим, что именно сложность человеческой жизни может служить источником нравственной мудрости и мужества.
Мы не признаем единой, универсальной истины, которая определяла бы наши моральные решения. Если мы хотим сделать мудрый, этичный и сострадательный выбор, мы обязаны учитывать широкий спектр ценностей. Мы уважаем способность женщины принимать собственные моральные решения, касающиеся ее здоровья и благополучия, в том числе в репродуктивных вопросах.
В решении, которое принимает женщина, отражается то, как она оценивает различные обстоятельства своей жизни: важные для неё отношения, экономические, социальные и эмоциональные ресурсы и обязательства, состояние здоровья, религиозные или философские убеждения, а также благополучие других людей, за которых она несёт ответственность.
Мы живём в огромном и сложном мире, где призывы к нашему состраданию и нашей рассудительности конкурируют друг с другом и часто входят в противоречие. Женщина признает и уважает высокую ценность человеческой жизни, отдавая должное сложному переплетению существующих взаимоотношений и обязательств. И мы верим, что именно сложность человеческой жизни может служить источником нравственной мудрости и мужества.
Перед встречей трое участниц движения prolife собрались в близлежащем ресторане Friendly's, чтобы вместе помолиться. Фрэнсис X. Хоган, юристка, президент организации Women Affirming Life и исполнительный вице-президент организации "Граждане Массачусетса за жизнь", опасалась, что разговор с лидерами движения prochoice "может привести к скандалу, если люди подумают, что я отношусь к абортам просто как к вопросу личных взглядов, по которому разумные люди могут расходиться".
Мэдлин Маккомиш, химик и президент организации "Граждане Массачусетса за жизнь", призналась, что "испытывала нутряной страх перед встречей с людьми, напрямую причастными к лишению жизни".
Барбара Торп, социальный работник и директор отдела по защите жизни Бостонской архиепархии, была "глубоко потрясена убийствами в бруклинских клиниках". Она опасалась, что "если лидеры prolife и prochoice не начнут общаться друг с другом напрямую, поляризация будет только расти". Несмотря на свои опасения, Торп "с нетерпением ждала этой встречи".
Мэдлин Маккомиш, химик и президент организации "Граждане Массачусетса за жизнь", призналась, что "испытывала нутряной страх перед встречей с людьми, напрямую причастными к лишению жизни".
Барбара Торп, социальный работник и директор отдела по защите жизни Бостонской архиепархии, была "глубоко потрясена убийствами в бруклинских клиниках". Она опасалась, что "если лидеры prolife и prochoice не начнут общаться друг с другом напрямую, поляризация будет только расти". Несмотря на свои опасения, Торп "с нетерпением ждала этой встречи".
Угроза насилия висела в воздухе. Что, если об этих встречах узнает кто-то, кому не следует о них знать?
Сторонницы prochoice также испытывали опасения и были настроены скептически. Стрельба в Бруклине напрямую коснулась Ники Никольс Гэмбл, президента и исполнительного директора Лиги планирования семьи штата Массачусетс. Хотя она верила, что прямой открытый разговор может принести пользу, она "задавалась вопросом, не отвлечет ли это слишком много сил и внимания от моих управленческих обязанностей и помощи моим сотрудникам и их семьям".
Мелисса Когут, недавно назначенная исполнительным директором Mass NARAL, филиала Национальной лиги движения за аборты и репродуктивные права, задавалась вопросом, "как я буду объяснять совету директоров и коллегам, зачем трачу время на то, что, с большой вероятностью, окажется бесполезным".
Энн Фаулер, настоятельница епископальной церкви Святого Иоанна в Ямайке-Плейн, отстаивающая ценности prochoice, верила, что её участие в этих встречах крайне важно, но опасалась, что позиция христианского лидера, выступающего за право на аборт, не встретит уважения ни у одной из сторон. "Но как священнослужащая, миротворец и активистка, я должна была принять это приглашение".
Двое фасилитаторов, которым предстояло проводить эти встречи, тоже волновались. Лора Чейсин, директор Public Conversations Project, боялась, что "эти разговоры принесут больше вреда, чем пользы". Сьюзан Подзиба, независимый посредник по вопросам общественной политики из Бруклина, вспоминает: "Угроза насилия висела в воздухе. Что, если об этих встречах узнает кто-то, кому не следует о них знать?"
Мелисса Когут, недавно назначенная исполнительным директором Mass NARAL, филиала Национальной лиги движения за аборты и репродуктивные права, задавалась вопросом, "как я буду объяснять совету директоров и коллегам, зачем трачу время на то, что, с большой вероятностью, окажется бесполезным".
Энн Фаулер, настоятельница епископальной церкви Святого Иоанна в Ямайке-Плейн, отстаивающая ценности prochoice, верила, что её участие в этих встречах крайне важно, но опасалась, что позиция христианского лидера, выступающего за право на аборт, не встретит уважения ни у одной из сторон. "Но как священнослужащая, миротворец и активистка, я должна была принять это приглашение".
Двое фасилитаторов, которым предстояло проводить эти встречи, тоже волновались. Лора Чейсин, директор Public Conversations Project, боялась, что "эти разговоры принесут больше вреда, чем пользы". Сьюзан Подзиба, независимый посредник по вопросам общественной политики из Бруклина, вспоминает: "Угроза насилия висела в воздухе. Что, если об этих встречах узнает кто-то, кому не следует о них знать?"
Первая встреча состоялась знойным вечером 5 сентября 1995 года в офисе Public Conversations Project в Уотертауне. "Я хотела надеть свой пасторский воротник, но было слишком жарко", — вспоминает Фаулер.
Первый разговор оказался изматывающим. Мы никак не могли договориться, как называть друг друга. Все, кроме одной участницы, были согласны использовать предпочитаемые каждой из сторон названия: pro-life и pro-choice.
Это разногласие — первое в длинной череде наших стычек по поводу словоупотребления — так и осталось неразрешенным. Ники Гэмбл до сих пор не готова называть оппоненток "prolife". "Я тоже выступаю за жизнь", - говорит она. Её упорство расстраивает Барбару Торп и её коллег. "Я терпела отказ Ники называть нас prolife, но, честно говоря, меня это злит. Мне тоже не хотелось называть позицию Ники "prochoice", но я согласилась, потому что посчитала это необходимым проявлением уважения, которое позволит нашему разговору двигаться вперёд", — говорит Торп.
Мелисса Когут тоже сомневалась в своей готовности примириться с этими определениями. "Но я пришла к двум выводам, — говорит она. — Во-первых, чтобы вести цивилизованный диалог, нам необходимо было называть друг друга так, как мы хотели называться. Во-вторых, со временем я начала воспринимать название "prolife" как отражение убеждения, что главной ценностью является сама жизнь, и что в глазах наших оппоненток жизнь важнее, чем качество жизни".
Ещё мы долго проспорили о том, что именно растет и развивается в утробе беременной женщины. Активистки prochoice находили термин "нерожденный ребенок" неприемлемым, а активистки prolife не соглашались с определением "плод". Чтобы не застрять в этом разногласии навечно, мы с трудом согласились использовать выражение "плод человека".
Этот первый разговор сразу подсветил корень наших разногласий. Нервы у всех были накалены до предела. Пропасть между нами казалась огромной.
Чтобы мы смогли разговаривать и слышать друг друга, несмотря на разделяющие нас убеждения, необходимо было ввести незыблемые правила. Мы должны были использовать термины, приемлемые (или, по крайней мере, терпимые) для всех участниц. Нельзя было перебивать, лезть на трибуну или переходить на личности. Мы должны были говорить только от своего имени, а не от имени своих организаций. А главное, наши встречи должны были оставаться строго конфиденциальными, если только мы все не согласимся сделать их публичными.
Мы также взяли на себя обязательство, которое некоторым из нас до сих пор стоит мучительного труда: уводить фокус разговоров подальше от отстаивания наших позиций. Мы пошли на эту договорённость, чтобы снизить взаимную враждебность и избежать ожесточенных и бессмысленных споров.
Мы считаем, что последнее незыблемое правило в итоге и позволило нашим встречам продлиться так долго. Зная, что наши идеи могут подвергаться сомнениям, но не нападкам, мы смогли открыто слушать друг друга и говорить откровенно.
Но это было нелегко.
Первый разговор оказался изматывающим. Мы никак не могли договориться, как называть друг друга. Все, кроме одной участницы, были согласны использовать предпочитаемые каждой из сторон названия: pro-life и pro-choice.
Это разногласие — первое в длинной череде наших стычек по поводу словоупотребления — так и осталось неразрешенным. Ники Гэмбл до сих пор не готова называть оппоненток "prolife". "Я тоже выступаю за жизнь", - говорит она. Её упорство расстраивает Барбару Торп и её коллег. "Я терпела отказ Ники называть нас prolife, но, честно говоря, меня это злит. Мне тоже не хотелось называть позицию Ники "prochoice", но я согласилась, потому что посчитала это необходимым проявлением уважения, которое позволит нашему разговору двигаться вперёд", — говорит Торп.
Мелисса Когут тоже сомневалась в своей готовности примириться с этими определениями. "Но я пришла к двум выводам, — говорит она. — Во-первых, чтобы вести цивилизованный диалог, нам необходимо было называть друг друга так, как мы хотели называться. Во-вторых, со временем я начала воспринимать название "prolife" как отражение убеждения, что главной ценностью является сама жизнь, и что в глазах наших оппоненток жизнь важнее, чем качество жизни".
Ещё мы долго проспорили о том, что именно растет и развивается в утробе беременной женщины. Активистки prochoice находили термин "нерожденный ребенок" неприемлемым, а активистки prolife не соглашались с определением "плод". Чтобы не застрять в этом разногласии навечно, мы с трудом согласились использовать выражение "плод человека".
Этот первый разговор сразу подсветил корень наших разногласий. Нервы у всех были накалены до предела. Пропасть между нами казалась огромной.
Чтобы мы смогли разговаривать и слышать друг друга, несмотря на разделяющие нас убеждения, необходимо было ввести незыблемые правила. Мы должны были использовать термины, приемлемые (или, по крайней мере, терпимые) для всех участниц. Нельзя было перебивать, лезть на трибуну или переходить на личности. Мы должны были говорить только от своего имени, а не от имени своих организаций. А главное, наши встречи должны были оставаться строго конфиденциальными, если только мы все не согласимся сделать их публичными.
Мы также взяли на себя обязательство, которое некоторым из нас до сих пор стоит мучительного труда: уводить фокус разговоров подальше от отстаивания наших позиций. Мы пошли на эту договорённость, чтобы снизить взаимную враждебность и избежать ожесточенных и бессмысленных споров.
Мы считаем, что последнее незыблемое правило в итоге и позволило нашим встречам продлиться так долго. Зная, что наши идеи могут подвергаться сомнениям, но не нападкам, мы смогли открыто слушать друг друга и говорить откровенно.
Но это было нелегко.
Активистки prochoice приходят в ярость, когда их называют "убийцами", а аборты приравнивают к Холокосту или геноциду.
"С самого начала я чувствовала огромное напряжение от внутреннего противоречия. С одной стороны, мне было важно соблюсти наши договорённости и не пускаться в ожесточенное отстаивание своей позиции. С другой стороны, в душе я надеялась (и эта надежда жива во мне до сих пор), что мои оппонентки — женщины, которых я так искренне уважаю — всё же поменяют свои взгляды на аборты", — говорит Фрэнсис Хоган.
По правилам мы должны были воздерживаться от разобщающей риторики. На одной из первых сессий мы составили список "красных кнопок" — слов и фраз, которые сразу лишали нас способности ясно мыслить, внимательно слушать или давать конструктивные ответы.
Активистки prochoice приходят в ярость, когда их называют "убийцами", а аборты приравнивают к Холокосту или геноциду. Участницы движения prolife не терпят расчеловечивающих определений вроде "продуктов зачатия" и "прерывания беременности", которые отвлекают внимание — как они убеждены — от того факта, что аборт является убийством.
Мы также обсудили стереотипы, которые, как нам казалось, применялись в наш адрес "с другой стороны баррикад".
Участницы движения prolife считают злобной клеветой, когда их описывают как религиозных фанатичек, исполняющих мужские приказы, или как необразованных ханжей, которым нет дела до женщин, находящихся в кризисной ситуации, и до детей после их рождения. Представительниц prochoice оскорбляют такие ярлыки, как "эгоистки", "аморальные", "легкомысленные", "надменные", "противницы детей", "противницы мужчин", "антисемейные".
Несмотря на напряженность этих первых встреч, мы стали ближе друг другу. На одной из сессий каждая из нас поделилась, почему посвящает проблеме абортов столько времени, энергии и личных ресурсов. Эти глубоко интимные истории вразумили и тронули нас.
После четвертой встречи мы решили продлить наши сессии до годовщины бруклинской стрельбы — мы опасались, что именно в это время напряженность по поводу абортов может стать взрывоопасной.
По правилам мы должны были воздерживаться от разобщающей риторики. На одной из первых сессий мы составили список "красных кнопок" — слов и фраз, которые сразу лишали нас способности ясно мыслить, внимательно слушать или давать конструктивные ответы.
Активистки prochoice приходят в ярость, когда их называют "убийцами", а аборты приравнивают к Холокосту или геноциду. Участницы движения prolife не терпят расчеловечивающих определений вроде "продуктов зачатия" и "прерывания беременности", которые отвлекают внимание — как они убеждены — от того факта, что аборт является убийством.
Мы также обсудили стереотипы, которые, как нам казалось, применялись в наш адрес "с другой стороны баррикад".
Участницы движения prolife считают злобной клеветой, когда их описывают как религиозных фанатичек, исполняющих мужские приказы, или как необразованных ханжей, которым нет дела до женщин, находящихся в кризисной ситуации, и до детей после их рождения. Представительниц prochoice оскорбляют такие ярлыки, как "эгоистки", "аморальные", "легкомысленные", "надменные", "противницы детей", "противницы мужчин", "антисемейные".
Несмотря на напряженность этих первых встреч, мы стали ближе друг другу. На одной из сессий каждая из нас поделилась, почему посвящает проблеме абортов столько времени, энергии и личных ресурсов. Эти глубоко интимные истории вразумили и тронули нас.
После четвертой встречи мы решили продлить наши сессии до годовщины бруклинской стрельбы — мы опасались, что именно в это время напряженность по поводу абортов может стать взрывоопасной.
Вечером 30 декабря 1995 года около 700 человек собрались в храме Охабей Шалом в Бруклине, чтобы почтить память Шеннон Лоуни и Ли Энн Никольс. Службу вели Энн Фаулер и Ники Гэмбл. Присутствовали все три участницы наших встреч из движения prochoice, а также Сьюзан Подзиба, одна из наших фасилитаторов. Пришли и две участницы из prolife — Фрэнсис Хоган и Барбара Торп в сопровождении своего мужа Дэвида Торпа.
"Для меня это стало одним из самых ценных моментов службы — увидеть, как в храм входят участницы нашей группы из противоположного лагеря", — вспоминает Фаулер.
В своей речи Ники Гэмбл поблагодарила за молитвы "всех, кто согласен с нами, и всех, кто не согласен". Во время проповеди Энн Фаулер говорила о Боге, "взывающем ко всем, кто любит мир". Она также обратилась к словам древнееврейского пророка Исайи: "За год, прошедший после смерти Ли Энн и Шеннон, родилось нечто новое. Многое преобразовалось, и многое ещё будет преобразовано".
И действительно: для тех из нас, кто участвовал в конфиденциальных встречах, изменилось многое. К этой печальной годовщине каждая из нас пришла совсем с другим отношением к представительницам "противоположного лагеря".
"Для меня это стало одним из самых ценных моментов службы — увидеть, как в храм входят участницы нашей группы из противоположного лагеря", — вспоминает Фаулер.
В своей речи Ники Гэмбл поблагодарила за молитвы "всех, кто согласен с нами, и всех, кто не согласен". Во время проповеди Энн Фаулер говорила о Боге, "взывающем ко всем, кто любит мир". Она также обратилась к словам древнееврейского пророка Исайи: "За год, прошедший после смерти Ли Энн и Шеннон, родилось нечто новое. Многое преобразовалось, и многое ещё будет преобразовано".
И действительно: для тех из нас, кто участвовал в конфиденциальных встречах, изменилось многое. К этой печальной годовщине каждая из нас пришла совсем с другим отношением к представительницам "противоположного лагеря".
Мы не только обсуждали свои глубинные разногласия, но и делились событиями личной жизни, вместе радовались хорошим моментам и грустили о неудачах и потерях. Так постепенно росло наше взаимопонимание, а с ним и взаимное уважение и симпатия.
Возросшее взаимопонимание отразилось и на наших публичных выступлениях. Медиа, ничего не знавшие о наших встречах, стали замечать эти перемены.
Репортёр Globe в своей статье, посвящённой годовщине стрельбы в Бруклинских клиниках, писал: "Стали ли голоса активисток за этот год мягче и тише? Похоже, что да – по крайней мере, у некоторых".
В той же статье цитировали Ники Гэмбл: "Многие активистки сегодня стремятся аккуратнее подбирать слова". Ники также добавила, что стала реже встречать в публичном поле такие выражения, как "детоубийца" или "фашистка".
Фрэнсис Хоган в этой статье говорит, что использует название "prochoice" в отношении своих оппоненток, "потому что они хотят, чтобы их называли именно так. И я по-человечески уважаю их, даже если не согласна или не уважаю ту позицию, которую они отстаивают".
Барбару Торп тоже процитировали: "Призыв к смягчению риторики вокруг абортов послужил сигналом о том, что нам и правда стоит начать внимательно и с уважением друг друга слушать. Сейчас я больше, чем когда-либо, стараюсь вести диалог в любви, мире и уважении к каждому человеку, независимо от того, насколько сильно мы расходимся во взглядах".
Возросшее взаимопонимание отразилось и на наших публичных выступлениях. Медиа, ничего не знавшие о наших встречах, стали замечать эти перемены.
Репортёр Globe в своей статье, посвящённой годовщине стрельбы в Бруклинских клиниках, писал: "Стали ли голоса активисток за этот год мягче и тише? Похоже, что да – по крайней мере, у некоторых".
В той же статье цитировали Ники Гэмбл: "Многие активистки сегодня стремятся аккуратнее подбирать слова". Ники также добавила, что стала реже встречать в публичном поле такие выражения, как "детоубийца" или "фашистка".
Фрэнсис Хоган в этой статье говорит, что использует название "prochoice" в отношении своих оппоненток, "потому что они хотят, чтобы их называли именно так. И я по-человечески уважаю их, даже если не согласна или не уважаю ту позицию, которую они отстаивают".
Барбару Торп тоже процитировали: "Призыв к смягчению риторики вокруг абортов послужил сигналом о том, что нам и правда стоит начать внимательно и с уважением друг друга слушать. Сейчас я больше, чем когда-либо, стараюсь вести диалог в любви, мире и уважении к каждому человеку, независимо от того, насколько сильно мы расходимся во взглядах".
"Ведущий ток-шоу на радио фактически подстрекал меня к личным нападкам в адрес моего оппонента".
В интервью Национальному радио Фрэнсис Хоган сказала, что, хотя она считает, что аборт лишает жизни, она не называет аборт убийством: "Смягчение риторики имеет решающее значение. Это вопрос не только хороших манер, но и эффективной политики. Так мы можем достучаться до людей, которые иначе никогда не стали бы вникать в наши доводы".
Мелисса Когут стала иначе вести себя во время публичных выступлений. "И тогда меня поразило, насколько сильно медиа заинтересованы в конфликтах, — вспоминает она. — Ведущий ток-шоу на радио фактически подстрекал меня к личным нападкам в адрес моего оппонента".
В начале 1996 года мы продолжили собираться вместе. В то время как раз должен был состояться суд над Сальви, и мы ждали появления новых угроз для активисток и обычных граждан.
В феврале 1996 года преподобный Дональд Шпиц, глава организации ProLife Virginia, дал понять, что собирается приехать в Бостон, чтобы выразить поддержку Сальви, поступок которого он, по версии Globe, назвал "праведным".
Наша участница Мэдлин Маккомиш, активистка prolife, написала Шпицу официальное письмо, которое также подписали prolife-участницы Фрэнсис Хоган и Барбара Торп. "Ваши публичные заявления о допустимости насилия... противоречат всему, что представляет собой движение "за жизнь", — написала Маккомиш. — В Массачусетсе вам будут не рады".
Шпиц и несколько его единомышленников опровергли это обвинение. Они заявили, что Маккомиш предает дело prolife. Однако Шпиц не приехал.
Растущее доверие позволило открыть "горячую линию" между нами. Лидеры пролайф-движения предупреждали Ники Гэмбл о возможных физических угрозах. "Это снижало мою тревожность и глубоко трогало меня, — говорит она. — Я знала, что по ту сторону есть люди, которых заботит моя безопасность".
Мелисса Когут стала иначе вести себя во время публичных выступлений. "И тогда меня поразило, насколько сильно медиа заинтересованы в конфликтах, — вспоминает она. — Ведущий ток-шоу на радио фактически подстрекал меня к личным нападкам в адрес моего оппонента".
В начале 1996 года мы продолжили собираться вместе. В то время как раз должен был состояться суд над Сальви, и мы ждали появления новых угроз для активисток и обычных граждан.
В феврале 1996 года преподобный Дональд Шпиц, глава организации ProLife Virginia, дал понять, что собирается приехать в Бостон, чтобы выразить поддержку Сальви, поступок которого он, по версии Globe, назвал "праведным".
Наша участница Мэдлин Маккомиш, активистка prolife, написала Шпицу официальное письмо, которое также подписали prolife-участницы Фрэнсис Хоган и Барбара Торп. "Ваши публичные заявления о допустимости насилия... противоречат всему, что представляет собой движение "за жизнь", — написала Маккомиш. — В Массачусетсе вам будут не рады".
Шпиц и несколько его единомышленников опровергли это обвинение. Они заявили, что Маккомиш предает дело prolife. Однако Шпиц не приехал.
Растущее доверие позволило открыть "горячую линию" между нами. Лидеры пролайф-движения предупреждали Ники Гэмбл о возможных физических угрозах. "Это снижало мою тревожность и глубоко трогало меня, — говорит она. — Я знала, что по ту сторону есть люди, которых заботит моя безопасность".
Хотя внешние события отнимали большую часть нашего внимания, за время наших встреч мы сумели разобрать многие спорные аспекты абортов. Мы обсудили момент начала жизни, права женщин и права нерожденных детей, причины абортов и их последствия.
Особенно напряженно проходило обсуждение проблемы, которую активистки prochoice называют "прерыванием беременности на поздних сроках", а активистки prolife — "абортом через частичное рождение". Мы обсудили и множество других неоднозначных и сложных тем: феминизм, половое воспитание, эвтаназию, суицид, смертную казнь, роль закона в обществе и индивидуальную ответственность.
Обращаясь к темам, по которым наши мнения расходились, мы заранее ожидали разногласий и были к ним готовы. Но иногда конфликты заставали нас врасплох — они вспыхивали, когда кто-нибудь нечаянно использовал слово, казавшееся другим высокомерным или оскорбительным.
Одним из таких слов-провокаторов было "насилие". Лидеры prochoice использовали это слово для описания стрельбы и нападений на врачей и персонал клиник, а активистки prolife считали, что аборт тоже является насильственным действием.
А когда мы писали эту статью, участницы движения prolife захотели процитировать Декларацию независимости в подтверждение своего основного тезиса, что право на жизнь неотъемлемо и самоочевидно. Активистки prochoice горячо возразили против этого. Они восприняли это как попытку присвоить себе документ, которым они дорожат не меньше и верят, что Декларация независимости утверждает право каждого человека на жизнь и свободу.
Как в этих, так и во всех остальных обсуждениях наших различий мы старались достучаться до другой стороны, представительницы которой не могли принять —а порой и понять — наши убеждения. Мы заставляли друг друга глубоко и подробно разбираться в каждом вопросе и четко формулировать, во что именно мы верим, почему мы в это верим и чего мы до сих пор не понимаем.
Эти разговоры помогли нам увидеть реальную глубину наших разногласий. Мы поняли, что наши взгляды на аборты отражают два мировоззрения, которые невозможно примирить друг с другом.
Если это так, то почему мы продолжаем встречаться?
Особенно напряженно проходило обсуждение проблемы, которую активистки prochoice называют "прерыванием беременности на поздних сроках", а активистки prolife — "абортом через частичное рождение". Мы обсудили и множество других неоднозначных и сложных тем: феминизм, половое воспитание, эвтаназию, суицид, смертную казнь, роль закона в обществе и индивидуальную ответственность.
Обращаясь к темам, по которым наши мнения расходились, мы заранее ожидали разногласий и были к ним готовы. Но иногда конфликты заставали нас врасплох — они вспыхивали, когда кто-нибудь нечаянно использовал слово, казавшееся другим высокомерным или оскорбительным.
Одним из таких слов-провокаторов было "насилие". Лидеры prochoice использовали это слово для описания стрельбы и нападений на врачей и персонал клиник, а активистки prolife считали, что аборт тоже является насильственным действием.
А когда мы писали эту статью, участницы движения prolife захотели процитировать Декларацию независимости в подтверждение своего основного тезиса, что право на жизнь неотъемлемо и самоочевидно. Активистки prochoice горячо возразили против этого. Они восприняли это как попытку присвоить себе документ, которым они дорожат не меньше и верят, что Декларация независимости утверждает право каждого человека на жизнь и свободу.
Как в этих, так и во всех остальных обсуждениях наших различий мы старались достучаться до другой стороны, представительницы которой не могли принять —а порой и понять — наши убеждения. Мы заставляли друг друга глубоко и подробно разбираться в каждом вопросе и четко формулировать, во что именно мы верим, почему мы в это верим и чего мы до сих пор не понимаем.
Эти разговоры помогли нам увидеть реальную глубину наших разногласий. Мы поняли, что наши взгляды на аборты отражают два мировоззрения, которые невозможно примирить друг с другом.
Если это так, то почему мы продолжаем встречаться?
Во-первых, потому, что когда мы встречаемся со своими оппонентками лицом к лицу, их личное достоинство и благородство становятся для нас очевидными. Встреча с этим явным противоречием и его честное принятие духовно обогащает нас. На этих встречах мы пережили радикальный, перевернувший нас опыт, который мы описывали далекими от политики словами: "мистерия любви", "священная земля" или просто "нечто таинственное".
Мы продолжаем встречаться, потому что это обогащает нас, в том числе, и интеллектуально. Эти встречи — редкая возможность поучаствовать в продолжительных и откровенных обсуждениях серьезных моральных разногласий. Благодаря этому опыту мы стали яснее мыслить и точнее формулировать свои идеи.
Мы надеемся, что как лидеры мы тоже стали мудрее и эффективнее. Мы лучше узнали своих оппоненток. Мы научились избегать чрезмерной реактивности в оценках и суждениях и больше не относимся друг к другу с пренебрежением. Вместо этого мы сфокусировались на целях, важных для каждой из нас.
Со времени нашей первой встречи, проходившей в атмосфере страха и недоверия, мы успели пережить парадоксальный опыт: научившись относиться к другим с большим уважением, каждая из нас в результате только крепче уверилась в своём изначальном мнении об абортах.
Мы надеемся, что рассказ о нашем опыте вдохновит людей задуматься об участии в обсуждении абортов и других спорных тем. В мире, наполненном конфликтами, мы увидели новый возможный путь, который позволяет искренне и изо всех сил не соглашаться друг с другом, глубже и яснее понимать свои ценности и мотивы, и при этом вносить вклад в создание более цивилизованного и сострадательного человеческого сообщества.
Мы продолжаем встречаться, потому что это обогащает нас, в том числе, и интеллектуально. Эти встречи — редкая возможность поучаствовать в продолжительных и откровенных обсуждениях серьезных моральных разногласий. Благодаря этому опыту мы стали яснее мыслить и точнее формулировать свои идеи.
Мы надеемся, что как лидеры мы тоже стали мудрее и эффективнее. Мы лучше узнали своих оппоненток. Мы научились избегать чрезмерной реактивности в оценках и суждениях и больше не относимся друг к другу с пренебрежением. Вместо этого мы сфокусировались на целях, важных для каждой из нас.
Со времени нашей первой встречи, проходившей в атмосфере страха и недоверия, мы успели пережить парадоксальный опыт: научившись относиться к другим с большим уважением, каждая из нас в результате только крепче уверилась в своём изначальном мнении об абортах.
Мы надеемся, что рассказ о нашем опыте вдохновит людей задуматься об участии в обсуждении абортов и других спорных тем. В мире, наполненном конфликтами, мы увидели новый возможный путь, который позволяет искренне и изо всех сил не соглашаться друг с другом, глубже и яснее понимать свои ценности и мотивы, и при этом вносить вклад в создание более цивилизованного и сострадательного человеческого сообщества.
